Количество иностранных абитуриентов, приезжающих поступать в вузы той или иной страны, считается одним из важнейших показателей качества и привлекательности национальной системы образования. Россия традиционно входит в число мировых лидеров по популярности своего высшего образования, хотя структура потоков студентов за последние десятилетия существенно изменилась. Кто, откуда и с какой целью приезжает сегодня учиться в российские вузы? Можно ли сделать высшее образование важной статьей экспортных доходов? Об этом корреспонденту РИА Новости Анне Курской рассказал заместитель директора Института образования НИУ «Высшая школа экономики» Сергей Малиновский.
- Сергей Сергеевич, сотрудники Вашего института недавно завершили исследование академической мобильности иностранных студентов в России. Какую цель ставили перед собой исследователи?
— Советский Союз, а потом Россия, на протяжении полувека уверенно входили в десятку стран, которые привлекали наибольшее количество иностранных студентов. А в 1980-м году мы были на третьем месте в мире, уступая лишь США и Франции. И сегодня приток иностранных студентов в Россию существенный, порядка 240 тысяч человек в год. Это примерно пятое место в мире, и мы ежегодно наращиваем абсолютные цифры приема.
По показателям Россия является одной из самых привлекательных для иностранных студентов стран в мире, но если посмотреть внутрь процесса интернационализации, не всё так однозначно.
Мы хотели понять, как после распада Советского Союза изменилась структура потоков иностранных студентов, и что она представляет собой сегодня, как входящая мобильность распределена по вузам и регионам. И в первую очередь смотрели на этот процесс через призму образовательных политик: федеральной и университетской.
Для большинства стран мотивы привлекать иностранцев в высшую школу — это коктейль из четырех составляющих: политические и культурные резоны, привлечение финансовых потоков и академическое развитие. Важно понять, какие факторы двигают политику в этом направлении в нашей стране.
Сейчас интернационализация высшего образования стала своего рода пропуском в клуб образовательных супердержав, мерилом конкурентоспособности национальной образовательной системы на глобальном рынке борьбы за таланты.
- И что удалось установить? Кто, откуда и с какой целью приезжает сегодня получать высшее образование в России, и меняется ли эта картина во времени?
— Основным драйвером интернационализации российской системы высшего образования в последние 20 лет стали, естественно, студенты из стран бывшего Советского Союза. Сейчас они составляют 80% от всех обучающихся иностранцев, и, соответственно, всего пятая часть – это выходцы из прочих стран. В абсолютных значениях число студентов-выходцев из этих стран дальнего зарубежья сильно сократилась по сравнению с советским периодом.
Если же смотреть структуру численности внутри этой группы, сдвиги тоже заметны. Среди иностранцев «издалека» треть – это Африка и Ближний Восток. После распада Варшавского блока и СССР мы потеряли студентов из Восточной Европы, которые раньше составляли почти треть от числа всех иностранных студентов, а сегодня их 500 человек на всю страну. И латиноамериканцев, их всего порядка полутора тысяч, тогда как в СССР они давали десятую часть интернационального приема. В то же время мы видим рост приема из стран Азии, и особенно Китая.
- Стало ли это результатом особой политики по привлечению студентов из этих стран?
— Применительно к Китаю это связано с тем, что эта страна лидирует в мире по числу студентов, уезжающих учиться за границу, их доля растет не только в нашей стране.
Фокус российской государственной политики рекрутинга направлен на страны бывшего СССР, что хорошо видно из распределения квот на бюджетные стипендии для обучения в вузах.
Основное ограничение такой политики интернационализации состоит в том, что пока прием студентов работает в первую очередь на воспроизводство сложившихся культурных связей. Этот же тренд на ура поддерживается вузами, но по другим основанием. Для университета студенты из СНГ и стран Балтии являются более маржинальными для получения прибыли от платного приема (не надо переделывать программы, нанимать англоговорящих преподавателей и т.д.), и их легче привлекать для выполнения ожидаемых со стороны государства показателей по интернационализации.
- Чем же это плохо?
— Принято считать, что иностранный студент – это человек из другой академической культуры, который привык по-другому мыслить и учиться. Он приносит новые образцы мышления в университет, практики, расширяет разнообразие и, таким образом, улучшает академические результаты окружающих, среду университета. Есть ряд исследований, которые это показывают.
Но в Россию львиная доля иностранных студентов приезжает из стран, имеющих с нами общую историю, близких нам по академической культуре. И образовательная система стран, которые нам поставляют студентов, далеко не везде является передовой. Есть еще момент расширения сегмента заочного образования, на которое повышенный спрос предъявляют абитуриенты из СНГ, а такой формат редко позволяет развивать среду университета и межкультурный обмен. Ставка «на своих» плохо совместима с задачами академического превосходства.
- Какие еще наблюдения показались Вам интересными?
— Мы видим усиление концентрации входящей академической мобильности: как в институциональном, так и в региональном разрезах. Сейчас на 10% российских вузов приходится 90% входящего потока иностранцев. И этот перекос только усиливался последние три года.
Видно, что национальные исследовательские университеты и участники программы 5/100 активно интернационализируются. Но остальная, большая часть высшей школы в этом отношении стоит на месте. Да, в целом по стране растет удельная доля иностранных обучающихся, но это во многом связано с сокращением контингента отечественных студентов.
Та же картина с регионами. На шесть регионов, Москву, Санкт-Петербург, Омскую, Томскую, Новосибирскую области и Татарстан, приходится больше половины всех иностранных студентов. Получается, что делается ставка на ограниченное количество точек роста, нежели чем на создание институтов, которые бы позволили повысить степень интернационализации всей системы.
- А какие направления подготовки пользуются наибольшей популярностью среди иностранцев?
— Большинство поступают на направления по здравоохранению, экономике и управлению, а также гуманитарным наукам.
Стоит отметить, что в большинстве стран, лидирующих по привлечению иностранных студентов, государственная политика во многом ориентирована на весьма конкурентный отбор талантов для обучения инженерным специальностям в областях национального приоритета, где возможны технологические прорывы и инновации.
К слову, в Советском союзе тоже две трети иностранцев обучались по инженерно-техническим и естественно-научным специальностям, так как СССР, экспортируя свою экономическую модель, замахивался и на подготовку кадров для нее.
- К каким выводам Вы пришли по итогам исследования?
— Я бы сказал, что перед государственной политикой интернационализации сегодня стоят два основных вызова.
Первый вызов – как нашу культурно и политически ориентированную традиционную систему привлечения студентов сделать более дифференцированной? Например, дорастить ее в сторону экспортной модели. Наподобие той, что сложилась, в Австралии или Великобритании.
В Австралии сегодня обучение иностранных студентов является третьей по объему статьей экспортных доходов. При этом в большинстве случае там удается удерживать в среднем высокое качество образования.
К нам приезжают 250 тысяч студентов, мы видим спрос на наше образование, и мы могли бы этот потенциал переориентировать на экспорт, чтобы получать для системы высшего образования больше внебюджетных источников финансирования.
Кроме этого нужно повысить качество интернационализации. У нас есть считанное количество примеров успешного опыта использования входящей мобильности в качестве инструмента изменения всего образовательного процесса и академического развития. Загвоздка в том, как его распространить на большую часть системы высшего образования не за счет прямых ресурсных интервенций, а продуманных «правил игры».
- В чем же состоит второй вызов?
— Он связан с использованием возможностей иностранных студентов в накоплении человеческого потенциала в нашей стране и его капитализации. Государства (в первую очередь, это касается европейских стран), где происходит старение населения, таким образом решают проблему воспроизводства кадров, в том числе привлечения самой талантливой молодежи. Эти люди, которые проходят обучение в магистратуре или аспирантуре, нередко остаются жить и работать в стране, где они учились, и вкладывают свои навыки и компетенции в ее развитие.
В нашем случае структура приема пока что ограничивает возможности повышения человеческого капитала. В России только 10% иностранных студентов учатся в магистратуре, остальные – это бакалавриат и специалитет, абсолютно специфическая ситуация. Получается, что инвестируем не столько в человеческий капитал, сколько в доучивание и базовую подготовку специалистов из стран не с самым сильным школьным образованием.
Кроме этого, Россия привлекает студентов на те направления подготовки, в которых возможность конвертации навыков и компетенций в экономическую стоимость в целом меньше. Наконец, из тех, кто остается на нашем рынке труда, а это в основном студенты из СНГ, половина учатся заочно, что тоже в меньшей степени заканчивается приобретением капитализируемых знаний.
- Как можно исправить ситуацию?
— Нужен высокоселективный отбор на программы в приоритетных направлениях и для новых рынков, в которых у нас есть задел для глобальной конкурентоспособности. И в целом делать большую ставку на привлечение иностранцев в магистратуру и аспирантуру.
С другой стороны, есть еще возможности для увеличения внебюджетного приема посредством максимального упрощения постобразовательной траектории выхода на рынок труда.
В целом же масштабных и целенаправленных действий госполитики по рекрутингу иностранных студентов в нашей стране не так много. Пожалуй, можно вспомнить только Россотрудничество, распределяющее 15 тысяч квот ежегодно. Для всего остального потока бал правят вузы.
В то время как в странах-лидерах именно на государственном уровне были реализованы большие федеральные программы по привлечению иностранных студентов (например, такие как PMI I и PMI II в Великобритании). И, зачастую, весь входящей поток мобильности администрируется силами одного квазигосударственного агентства, вроде французского CampusFrance или немецкой DAAD.
Другими словами, это большая и комплексная задача, состоящая из многих взаимоувязанных элементов.
- Не могли бы Вы пояснить на примерах?
— Например, специализированные миграционные условия. Единые порталы с навигацией по образовательным программам. Единая автоматизированная система учета заявлений на поступление. Специализированная аккредитация провайдеров высшего образования для иностранцев, как в Австралии или Великобритании. Интегрированные программы маркетинга и продвижения.
Опять же в Австралии привлечение иностранных студентов осуществляется под зонтиком туристического бренда всей страны. Это пул сервисов и организаций, отвечающих за адаптацию. Вплоть до омбудсменов по делам иностранных студентов.
Я думаю, что рано или поздно, и мы создадим интегрированную систему привлечения иностранных студентов. Это будет большой комплексный проект национального значения, в который помимо Министерства образования и науки будут вовлечены Федеральная миграционная служба, Министерство промышленности и торговли, Министерство культуры, другие министерства и ведомства.
Источник: РИА Новости
